Смоленский фольклорный ансамбль Живая вода

Мама — Лидия Васильевна Лемутова — отдала педагогическому труду всю себя без остатка. Сейчас она на пенсии, живет в Канютине. Мама Людмилы была учительницей не по профессии, а, как говорится, по сердцу. А к чему сердце лежит, того, говорят, не минуешь. Так и с Людмилой получилось.

После восьмилетки мама повезла ее в Смоленское музыкальное училище. Был ли выбор случайным? Нет, наверное. Тяга к песне замечалась у девушки уже тогда. Ну, а мама (как, впрочем, и все мы, родители) решила, что ребенок талантлив, почему бы не попробовать?

Таланту в ту пору было всего 15 лет. Прослушали ее. Да, говорят, вокальные данные есть. Только на наше отделение мы принимаем с 18 лет. Надо подрасти.

— Как это — «подрасти»? Да я всю жизнь мечтала стать певицей, — возмутилась Людмила.

Но пришлось идти в 9-й класс. А после десятилетки мама «завыступала»: дескать, какое уж теперь училище! У тебя же в аттестате ни одной тройки. Нет, давай-ка, милая, в вуз. А там. уж и займешься в самодеятельности, если захочешь.

И пошла Людмила в педагогический, ни на минуту не оставляя мысль о том, что она все-таки когда-нибудь все равно станет певицей.

Так получилось, что после института по запросу, областного управления культуры ее оставили при Смоленской филармонии. А потом казалось, что сама жизнь толкает ее к осуществлению мечты. Закончила Всероссийскую творческую мастерскую эстрадного искусства в Москве. И попала в ансамбль, который состоял из четырех человек. Двое из этого ансамбля — Людмила и Сергей — вскоре стали мужем и женой.

Ансамбль имел кое-какой успех. Даже стал лауреатом I Всероссийского фестиваля самодеятельного творчества. А уж когда «четверку» пригласили работать в Смоленскую филармонию, ансамбль имел полное право называться профессиональным коллективом.

Что они пели тогда? А все что угодно. И классику, и тогдашние шлягеры. Их принимали хорошо, все было нормально. Но в душе что-то постоянно царапалось: это не то, это не наше. Надо что-то другое. Но что? Людмила поначалу мучилась над этим вопросом одна. Потом поделилась с ребятами. Стали мозговать вместе.

То, что всех их тянуло к фольклору,— было очевидным. Но фольклор — понятие объемное, неоднозначное. Вообще песен народных как таковых нет. Есть песни определенных регионов, народностей. Даже местностей. И у каждой свой стиль, «почерк», даже звучание. И тогда Людмила вспомнила свою бабушку.

Мария Никитична (ныне покоится на Канютинском погосте) стоит того, чтобы сказать о ней особо. Это была истинно русская женщина-крестьянка. Почти неграмотная, она тем не менее могла дать ответ на любой вопрос.

— Помню, — рассказывала мне Людмила,— когда в учебнике попадалось какое-то непонятное слово, мама всегда говорила: «А ты у бабушки спроси, она знает». И правда, она всегда все знала…

Мария Никитична была главным человеком в семье. Авторитет ее, благодаря матери Люды, был для детей самый высокий. Кроме Людмилы, у мамы было еще двое, и всех их поставила на ноги Мария Никитична (бабушка, как известно, лучший воспитатель в раннем детстве).

Мудрости своей бабушки Людмила не перестает удивляться и теперь:

— Бывало, когда повстречаюсь с ней, словно водицы живой напьюсь. Бабуля моя любимая часто говорила: «Песню сыграть, внуча моя, как водицы живой глынуть». Так и говорила: «глынуть». В слове этом что-то такое желанное, необходимое. Глотнешь водицы — песню сыграешь… Так вот, раньше-то мы ансамблем часто шлягеры пели современные. А шлягер — он шлягер и есть: пустой, неинтересный… Ну, раз споешь о неразделенной любви, ну два, а сколько можно-то? И слова-то все какие-то затертые, неискренние, И стало мне понятно, когда моя мама иной раз говорила: «Вот, знаешь, раньше-то, до войны, после войны, интереснее песни-то были. Сколько в них искренности, тепла, простоты!»

И правда… Вслушаешься — эти песни и петь-то хочется, и недаром они все могут исполняться и хором, и в одиночку. А современные… Попробуйте спеть хором — сомневаюсь, что получится. Короче, расхотелось нам петь эти однодневки, честное слово! Хоть с работы уходи. Видно, доросли мы до маминых-то любимых песен. Стали разбираться.

И принялись лихорадочно искать репертуар. Кипы нот перерыли — нет таких песен, чтобы нас затронули, за собой, повели. Тогда стали петь песни довоенных лет — Соловьева-Седова, Новикова… Ну, а дальше?

А дальше вот что.

И Людмила рассказала о том, как ансамблю удалось нащупать главное в песне. Как он стал «Живой водой».

— Когда-то просто так, себе на память, я записывала песни бабушки. Когда мы с Сережей приезжали к нам домой, то иной раз, когда бабушка пела, включали магнитофон и подсовывали потихоньку бабуле микрофон — она его страшно боялась вначале. И вот она нам пела. Пела песни, которые я в общем-то знала, многие те раз слыхала от нее, да и сама их пела. Но вот что удивительно: уж на что я с бабушкой почти всю жизнь рядом прожила, а она нет-нет да и вытянет из своей памяти такую песню, от которой просто дух захватит и — слезы на глазах…

И Сережа (он сибиряк, Омское училище заканчивал по классу скрипки) говорит: «Знаешь, Люда, это же просто удивительно! Я ведь не предполагал никогда, что русская песня такая. У меня впечатление, что и не русская это песня. Нам в училище все это как-то совсем иначе преподносили».

А потом раскопали мы статьи известного нашего музыковеда Серова — современника Глинки. Прочли их и поняли, что, действительно, песни-то мы слышим сегодня обработанные, аранжированные под общий «культурный стандарт». Это все равно, говорил Серов, что на русскую девушку напялить тирольскую юбку — и то, и не то совсем! Нелепо, неестественно.

Сейчас Люда уже не помнит, кому первому из ансамбля пришла в голову мысль о том, что эти песни надо петь так, как их пели в народе. Как бы там ни было, а они в конце концов пришли к бабушкиному наследству.

Но далеко не сразу дались эти песни в руки. Оркестранты, например, долго не могли освоить ритмические структуры песен. Вроде бы и мотив не длинен, и диапазон не широк, а повторить сразу трудно — много там всяких ритмических хитростей…

Конечно, Людмиле было легче, она ведь с бабушкой не раз пела, манеру эту ее знала. Но мало-помалу стал подпевать Сережа. Другие ребята сперва только слушали, а потом стали подключаться. И вдруг однажды зазвучали голоса так славно, так по-дорогому слились, словно зерна в одном колосе…

Репетировали несколько месяцев. Все искали подлинный голос каждой песни. И как-то Сережа сказал: «Ну, что, ребята, — нем?»

И они рискнули. Всего три песни первый спели из всего огромного бабушкиного наследия. Прямо на концерте отставили прочь микрофоны, и Сергей объявил:

— Живем мы на Смоленщине, край наш песенный, вот послушайте…

Они запели без всяких микрофонов, в народной ма-нере. Зрители переглядываются, недоумевают, а они все одно поют. А потом раздался шквал аплодисментов. Поняли люди, услышали… Песню свою родимую — услышали!

Постепенно такие песни стали занимать все большую часть концерта. Ансамбль стал использовать и народные костюмы. Людмила надевала сарафан, «кохту вышиванную», «хвартук», петухами расшитый, — костюм, оставшийся еще от прабабушки. Все это еще больше «работало» на песню.

Позже ансамбль стал распевать бабушкины песни на многоголосье. Она ведь, вспоминает Людмила, и ведущий голос пела, и побочные, если слышала какой-то вакуум в звучании, тут же заполняла его, вплетала в узор многоголосия необходимую нитку. Причем, никогда не повторяя, всегда создавала новый вариант. Складывала песню — вот уж поистине.

Так и стал ансамбль «Живой водой». И это символично, Ведь песня — и есть живая вода для народа. Ею он живет и будет жить всегда! Несмотря на тяжкие времена, какие мы переживаем теперь.

Людмила не любит рассказывать, но я-то знаю, какой тернистый путь прошел их самобытный коллектив. В приснопамятные времена, когда какие бы то ни было выступления артистов согласовывались в инстанциях, фактически не находилось места на подмостках в родном Смоленске. Выручали гастроли. Причем география их довольно обширная. Это парадокс, но «Живую воду», как участника традиционных фольклорных праздников, лучше знают во многих городах бывшего Союза, нежели на Смоленщине.

Впрочем, мы, холмжирковцы, в данном случае исключение. На просьбу принять участие в каком-либо районном мероприятии семейный ансамбль Новиковых (в его составе еще и их сын — Сережа) откликается немедленно. При этом никогда (в наше-то время!) речь не заходит об оплате выступления.

…Когда закончился концерт, я отвел Людмилу и Сергея в сторонку, и мы присели на зеленый ковер стадиона, чтобы поговорить «за жизнь». Но разговор не получился, К нам один за другим потянулись благодарные зрители, в основном те, кто знает Людмилу лично. Она искренне радовалась этому, все извинялась передо мной, что не удается по-говорить… А тут и автобус засигналил: надо торопиться в Канютино, к маме…

В. Журавлев.

Фото автора.