Смоленский фольклорный ансамбль Живая вода

Помню актовый зал Вологодского пединститута, выступления прекрасных русских писателей — В. Белова, С. Викулова, В. Крупина, В. Личутина… Каждый из них с тревогой говорил о многострадальной участи отечественной литературы, живописи, музыки, уже в ту пору предостерегал от реальной угрозы агрессивного натиска массовой культуры, разгул и вакханалию коей мы воочию видим сегодня. Болью отзывались их слова в сердцах тех, кто присутствовал на том вечере…

А потом на сцене появились трое молодых людей: миловидная женщина с длинной русой косой, перехваченной жемчужной нитью, и — под стать ей — два добрых молодца в расшитых косоворотках. Завели они песню, и лица сидящих в зале вмиг преобразились, просветлели — будто и впрямь кто окропил их живой водой. После концерта мы проговорили несколько часов кряду. Уже тогда можно было сделать однозначный вывод: в лице супругов Людмилы и Сергея Новиковых и их коллеги Владимира Воробьева народная песня обрела самых что ни ка есть ревностных хранителей и защитников. Не всякому дано дотянуться до нее, до песни русской, голосом своим. Ребята из «Живой воды», видит Бог, наделены этим редким даром.

Я наблюдал, с каким радушием встречал их многотысячный зал дворца спорта «Крылья Советов» в Москве и как чутко внимал задушевному пению палаточный туристский городок на берегу Ильмень-озера. Был свидетелем того, как писатель Виктор Астафьев, у которого в дороге прихватило сердце, буквально ожил на глазах после целительного импровизированного концерта, «сочиненного» специально для него «Живой водой» в вагоне поезда Новгород — Москва.

Но более всего, пожалуй, запомнилась мне августовская ночь у костра в подмосковном дачном поселке. Людмила, Сергей и Володя пели тогда в узком кругу близких людей, быть может, именно оттого голоса звучали особенно проникновенно, чисто и легко. После одной из песен я взглянул на свою шестнадцатилетнюю дочь, чье музыкальное образование, как и у большинства ее сверстников, закладывалось, увы, в основном «Ласковым маем» под «Черный кофе».

Так вот, в глазах у нее стояли тогда слезы… Уже позже она призналась: «Ты знаешь, когда пела «Живая вода», мне вдруг стало стыдно, как никогда. Мы ведь с друзьями всегда считали народные песни туфтой…»

Сегодня ансамбль переживает не лучшую в своей творческой биографии пору. Как и многие другие коллективы, сохраняющие верность национальной песенной традиции, «Живая вода» с трудом пробивается на сценические площадки, захлестнутые мутными потоками рока и вульгарно-дешевой «попсы», но ребята не унывают и продолжают делать свое дело.

Два года назад издательство «Советская Россия» выпустило сборник русских народных песен, составленный на основе репертуара ансамбля его руководителем Сергеем Новиковым. По стопам родителей пошел и их сын — Сережа Новиков-младший: поступил в музыкальную школу и уже выступает вместе с ними как профессиональный музыкант.

Во время последней нашей встречи я попросил солистку ансамбля Людмилу Новикову, которая поистине является душой коллектива, поделиться раздумьями о судьбе русской народной песни с читателями нашей газеты.

Андрей Поздняев.

Людмила Новикова: Песня в наследство

В последнее время мы все чаще задумываемся о русском крестьянстве, об участи нашей национальной культуры. Для меня крестьянство — не абстракция, а реальные, такие дорогие мне люди. Это прежде всего моя бабушка — Мария Никитична, большая рукодельница и «песельница», оставившая мне в наследство бесценный клад — множество старинных народных песен. Это и прабабушка Ольга Герасимовна, знаменитая на всю округу травница. Это бабушкины сестры — тетка Катя да тетка Марфа ( «Мархвушка у нас тихенькая росла, а Катька — такая расходовал была! Ни одна свадьба без яе в деревне не гулялась, на все зазывали, потому как петь и плясать была большая мастерица и охотница».) Это и… Нет, чтобы перечислить всю мою крестьянскую родословную, которой я, не скрою, горжусь, нужен не час и не два. У одной моей прабабушки Вольгушки (как любовно называли в родне Ольгу Герасимовну) семья была — «аж восемнадцать душ». И все эти «души» — люди интересные, каждый со своей особинкой. Но что было общее у них — это неистребимая — вопреки всей чудовищной политике «раскрестьянивания» — любовь к труду, родной земле. Что и говорить, каждому почти пришлось хлебнуть лиха. Но, несмотря на пережитое, и бабушка моя, и ее сверстницы, проживающие сейчас в разных уголках России, сумели сберечь сбои души — не ожесточились, не держат ни на кого обиды, не утратили жизнелюбия. Низкий поклон этим крестьянкам за то, что в трудную годину не только выстояли, но и сохранили для нас песню. Песню, которую и шельмовали всячески, и запрещали порой. Что греха таить, было и такое.

Петр Михайлович Казьмин, племянник Митрофана Ефимовича Пятницкого, в своей книге «С песней» вспоминает, что пришлось пережить крестьянским хорам к конце 20-х годов, когда в прессе был затеян «суд слушателей». Начался он со статьи «Песни не наш», опубликованной в журнале «Радиослушатель». В ней, в частности, говорилось: «Чем скорее мы забудем старую деревню, тем успешнее, быстрее пойдет строительство деревни новой… А хор им. Пятницкого всей своей продукцией эту память о старой деревне, ее традиции и «культ» всемерно поддерживает». В результате хору им. Пятницкого нужно было «изменить свой репертуар — на современный», а другие «так называемые крестьянские хоры» были ликвидированы (согласно резолюции съезда хоровых «деятелей»).

Наступление на народную культуру продолжалось и в 50-60-е годы. Моя мама, сельская учительница, проработавшая в школе почти полвека, вспоминает, как ее коллегам с различных трибун внушалось постоянно: неприлично, некультурно учителю петь «мужицкие» песни, плясать в кругу — это «подрывает его авторитет». Учителю нельзя уподобляться «бескультурной деревенской бабе», которая орет, а не поет…

И вот мы, деревенские девчонки и мальчишки, в свою очередь от иных учителей частенько выслушивали такое: «Тебе, Иванов, одна дорога — пойдешь быкам хвосты крутить, хлевы, конюшни чистить: на большее ты не способен!» Неудивительно поэтому, что много у нас сегодня Иванов, родства не помнящих, по-холопски готовых преклоняться перед чужим, заморским и презирающих свое национальное, стыдящихся своего происхождения.

Часто к нам после концертов за кулисы приходят молодые люди — благодарят, смущенно признаются: «Не знали, что фольклор так красив. Ваши песни, оказывается, совсем не похожи на те, что нам прежде преподносили как народные». Это и немудрено: ведь если у нас, к примеру, звучит в эфире что-либо в «народном стиле», то в основном бесцеремонные обработки народных песен и стилизации «под народное», не способные не только вызвать интерес к национальной культуре, но, напротив, отторгающие от нее, воспитывающие слушателей на ложных образцах-подделках.

Наш ансамбль «Живая вода» поет в основном песни Смоленщины. Ими нас щедро одарили замечательные женщины-крестьянки: Мария Никитична Лемутова, 1902 года рождения, ее невестка Вера Андреевна Лемутова, 1924 года рождения (обе уроженки Починковского района Смоленской области); Анастасия Савельевна Сельганова, 1910 года рождения, моя землячка — уроженка ХблмЖирковского района.

Так получилось, что голос Анастасии Савельевны я услышала с магнитофонной ленты прежде, чем познакомилась с ней. Помню, Сережа, мой муж и руководитель нашего ансамбля, вернувшись из кратковременной поездки на станцию Никитинка, что в Холм-Жнрковском районе, довольней, тут же включил запись: «Ты послушай только! Какая певица баба Настя!»

«Как зовут твою дружку, женку твою? — дружелюбно и уважительно спросил на пленке низкий голос немолодой женщины. — Ну вот, я тебе и ей песни свадебные буду петь». И вдруг — чудо! — зазвенел такой высокий, на удивление гибкий, чистый, звонкий, прямо-таки девичий голос: «Бог в помощь тебе, да и Людочке, руту-мяту полоть! — Спасибо тебе, Сереженька, за доброе слово!», «Что же ты, Людочка, молодая, скоро отъезжаешь? — Приехал же Сереженька на вороном коне».

И все же большинство песен нашего репертуара записаны с голоса моей бабушки, «Марюши Микитьевны» (так она себя шутливо называла). Они, эти песни, дороги мне несказанно, потому что пелись родным человеком и сопровождали все мое детство и юность.

Я никогда не видела бабушку праздно сидящей и уж не помню случая, когда во время работы она не запела бы. Все наши магнитофонные записи песен бабы Марьи, перемежающиеся ее сочными рассказами об обрядах и праздниках, — подтверждение тому. То, слышно, прялочка стрекочет, то швейная машинка постукивает, то перебираемая картошка сыплется, заглушая саму песню, — скоро огород сажать и нужно рассортировать прошлогодний урожай. Но даже если и записано у нас что-то при тишине, то только потому, что руки бабушкины, трудяги, делали в это время «тихую» работу: вязали неизвестно какие по счету носки — дочке ли, сыну, внуку, правнучке…

«Песню сыграть, как водицы жмвой глотнуть», — любила повторять баба Марюша. Я теперь понимаю, что песня помогла ей жизнь прожить — большую, тяжелую. Но и Мария Никитична не дала сгинуть безвестно многим бесценным народным твореньям. Интуитивно понимала, что старинные песни нужны и нам, ее внукам и правнукам, как во все века нужны были они каждому русскому человеку. И оттого так радовал ее каш интерес к тому, что было дорого ей. «А внучка вот все мои песни поет!» — с гордостью говорила она своим товаркам, когда заходил у них невеселый разговор о том, что «тяперя им, молодым, ничегонько нашего не надо», «А правнук мой, Сережка, любую мою песню подтянеть да яшшо и на скрипке подыграет», — стала говорить она позднее с еще большей гордостью, когда сумела и сыну моему передать любовь к народной музыке и восхищенье ею. Надо было видеть, как радовалась баба Марья, словно ребенок, всякий раз, когда «правнучек» появлялся на экране телевизора и звучали песни, потешки-прибаутки, которые пела-перепела она ему с пеленок. Прабабушкина заслуга а том, что Сережа несколько лет назад сумел одержать победу во Всесоюзном телеконкурсе «Веселые нотки».

Я счастлива, что судьба одарила меня такой возможностью — подхватить с голоса родного человека песни, не дать им умереть, передать своему сыну с верой, что он передаст их моим будущим внукам. Всякий раз, когда наш ансамбль поет эти песни, со мною говорит душа моей дорогой бабушки. И оживают картины детства, и трудно справиться с волнением…

«Старая народная песня, вызывая представления о старом, ненавистном современной деревенской молодежи быте, исчезает, по-видимому, бесповоротно, ибо не соответствует ни своим темпом, ни своей динамикой новому быту», — предрекал несколько десятилетий назад композитор и музыкальный критик Б. Асафьев. Однако напрасно он и его единомышленники хоронили старую народную песню. Ей действительно было уготовано на какое-то время забвение, но не исчезло и никогда не исчезнет то, что создано тысячами сердец твоих предков, что прошло через века, что помогало людям выстоять и остаться народом.

Народное творчество — это крепкие и верные корни наши, а дереву, сильными корнями в глубь земли ушедшему, и стоять крепко.